Абдуллаев Джахангир – Согласовании веры, знания и природы человеческого разума

Но из того, что человек обладает идеями, не следует, что сам мир обязан быть таким, каким мы его мыслим; это лишь значит, что разум способен постигать как вещи внешние, так и собственные внутренние операции. Поэтому спор между материалистом и идеалистом, если он превращается в противостояние догм, теряет пользу. Материалист прав настолько, насколько он опирается на опыт; идеалист прав настолько, насколько он говорит о явлениях сознания, не выводимых из опыта грубым способом. Истина же заключается в том, что оба заблуждаются, когда начинают утверждать не то, что знают, а то, что только предполагают. Всякая философия должна быть ограничена мерой человеческого опыта; и потому соединение двух систем не есть отказ от разума, но, напротив, его естественное следствие. Если перейти от философии к вопросу о вере и атеизме, то здесь разуму следует быть ещё более осторожным. Верующий утверждает, что за порядком мира стоит Первоисточник, недоступный чувственному опыту; атеист отвечает, что нет достаточных оснований вводить причины сверх тех, что наблюдаемы. Но и тот и другой выходят за пределы строгого знания: верующий — в силу доверия Божественному, атеист — в силу доверия полноте опыта. Разум не может дать окончательного решения, но он может указать границы: мы вправе верить, но не вправе навязывать; мы вправе сомневаться, но не вправе утверждать отсутствие того, о чём не можем иметь полного сведения. Поэтому соединение веры и разумного сомнения не является противоречием. Атеист может действовать добродетельно, следуя голосу совести, поскольку моральные принципы коренятся не в догматах, а в человеческой природе. Верующий может быть строгим последователем науки, не чувствуя угрозы своей вере, ибо истина природы не может противоречить истине Творца, если последний существует. Разум же, свободный от страстей, соединяет эти положения и допускает, что человек вправе иметь убеждения постольку, поскольку они не нарушают естественных прав других людей. Таким образом, вопрос о примирении материализма с идеализмом и атеизма с верой оказывается не вопросом философских школ, а вопросом меры и ясности мышления. Тот, кто признаёт границы своего знания, способен удержать в разуме и мысли о материи, и идеи о духе; способен уважать как веру, так и сомнение. В этом и заключается зрелость человеческого понимания: не в том, чтобы выбрать одну сторону, но в том, чтобы различать, где начинается знание, а где — мнение, и не допускать, чтобы последнее притворялось первым.